Прошу вас оказать помощь в решение
моей проблемы. Суть проблемы: при судебном споре об определении места
жительства ребёнка, органы опеки необоснованно и предвзято приняли
сторону отца, нарушив права ребёнка и матери.
На основании решения
мирового судьи участка №65 Пролетарского района г. Тулы от 25 сентября
2007 года расторгнут брак между мной, Зорькиной (Седых) Ольгой
Евгеньевной и Седых Эдуардом Альбертовичем. Причиной к расторжению брака
послужили постоянные унижения со стороны мужа и свекрови и то, что
ребёнку из-за этой ненормальной обстановки был поставлен диагноз СДВГ
(синдром дефицита внимания и гиперактивности).
От данного брака у нас
имеется несовершеннолетний сын - Седых Николай Эдуардович, родившийся
11 февраля 2004 года. При расторжении брака спора об определении места
жительства не было, сын остался проживать со мной, интерес к сыну со
стороны отца был незначительный. Однако, после того как на ребёнка была
записана 1/2 доля моей квартиры, отношение отца к ребёнку изменилось. Он
стал забирать его от меня на две-три недели, не считаясь со мной,
настраивая ребёнка против меня. На мои протесты бывшие муж и свекровь
угрожали, что могут вообще через суд отобрать у меня ребёнка.
В 2009 я
стала проживать совместно с Зорькиным Евгением Фёдоровичем, а в 2010
вышла за него замуж, о чём имеется свидетельство о регистрации брака.
В
2010 году Седых подали на меня в суд на определение порядка общения с
ребёнком. Заявленные ими требования оказались непомерными, суд
удовлетворил их частично, а именно: добавил одну ночь в неделю, в
результате чего у Седых появилась возможность общаться с ребёнком ещё и
ночью.
В марте 2011 года Седых опять подали на меня в суд, уже на
определение места жительства ребёнка. Я находилась на 5 месяце
беременности и, зная по прошлому суду, что Седых не стесняются оказывать
на меня даже физическое давление в суде, мы с мужем решили, что мои
интересы он будет представлять в суде в моё отсутствие по доверенности.
Представленные нами доказательства из-за моего отсутствия показались
суду неубедительными, хотя я известила суд о том, что не могу
присутствовать по состоянию здоровья. Несмотря на то, что ни одно из
обвинений истцов не было доказано, решением суда место жительства
ребёнка определено с отцом.
6 июля 2011 года судебные приставы
отобрали у меня ребёнка, при этом Коля плакал, кричал, просил меня и
отчима о помощи – то есть, ребёнок ни в коем случае не намерен был идти с
родным отцом, так как знал, что тот будет препятствовать его общению с
матерью. Это насильственное действие в отношении ребёнка нанесло его
психике сильную травму. Он теперь не верит взрослым, а ведь ему
предстоит идти в школу этой осенью, и недоверие к взрослым скажется на
его отношении к учёбе.
В семье Седых ребёнок находится в намного
худших условиях, нежели в моей семье, поскольку на него оказывается
постоянное психическое давление, права и интересы ребёнка не
соблюдаются. На это указывают следующие обстоятельства:
• Общение
ребёнка с матерью в настоящее время ограничено несколькими минутами в
неделю. В большинстве случаев отец и бабушка Коли на мои телефонные
звонки не отвечают, или отвечают руганью. Ребёнку не дают видеться со
мной наедине, постоянно отец или бабушка присутствуют рядом и ругают
меня при ребёнке, полностью игнорируя его протесты. Каждый раз при этих
коротких встречах Коля просит меня поскорее забрать его домой, но
вынужден говорить об этом шёпотом, так как ему вообще запрещают говорить
обо мне. Он хочет жить с мамой, братиком и отчимом, которого считает
своим защитником. Запрещая ему видеться со мной, Седых тем самым
нарушают и права ребёнка и мои родительские права.
• Ребёнок сейчас
находится в неполной семье, им занимается не отец, а бабушка Седых Г.
В., инвалид 3-ей группы по зрению с выраженными сосудистыми изменениями
головного мозга. Она не может читать и не в состоянии помочь ребёнку в
выполнении домашних заданий. По свидетельствам ребёнка, бабушка
постоянно унижает свою мать, Харламову К.И., скандалит с соседями. Коля
стал бояться громких звуков, потому что бабушка ругает даже соседских
детей за шум. Отец работает по двухсменному графику, по 12 часов, часто в
ночь, поэтому не в состоянии уделять должное внимание ребёнку. К тому
же и отец и бабушка по своим личностным качествам и уровню образования
не в состоянии дать ребёнку столько, сколько он получал в семье матери.
Отец в 2007 году состоял на учёте в вендиспансере, не женат, образ жизни
неупорядочен, перспективы создания полной семьи незначительны. В семье
лидирует бабушка, слабохарактерный отец полностью подчинён её воле.
Именно бабушка инициировала предыдущие судебные разбирательства о
порядке общения и об определении места жительства. В целом
эмоционально-психологическую атмосферу в их доме считаю неблагоприятной
для проживания ребёнка.
• В моей семье Коля всегда находился под моим
вниманием, так как я работала не более 5 часов в день. Я – медсестра,
умею оказывать необходимую медицинскую помощь, в настоящее время в
декретном отпуске, всегда дома. Мой муж, Зорькин Е.Ф. – педагог и
художник, мастер народных промыслов, работает на дому, лишь раз в неделю
отвозит свою продукцию в Москву, зарабатывает не меньше 5 тысяч в
неделю. В моей семье атмосфера согласия, доброжелательности и
творчества. Ребёнку всегда было интересно, на свои вопросы он всегда
получал исчерпывающий ответ от эрудированного взрослого, будь то я или
мой муж. Именно отчиму, профессиональному педагогу, удалось свести к
минимуму проявления СДВГ, который Коля приобрёл из-за родного отца, так
как в первом замужестве скандалы были каждый день, и это негативно
сказалось на развитии ребёнка.
• В период с 4 мая (решение суда) до 6
июля (изъятие из семьи) у Коли обострился страх расставания со мной. Я
была вынуждена обратиться к врачу-психиатру Тульской областной
психиатрической больницы №1 Вербовенко И. А.. В медицинской карте врач
отразил свои выводы о том, что перемена места жительства ребёнка
негативно отразится на его состоянии здоровья и назначил ребёнку
лечение. Эти выводы поддержала и заведующая лабораторией психологии той
же больницы Измайлова В.И., у которой мы всей семьёй прошли по
собственной инициативе обследование. Проведя психологическое
обследование Коли, меня – Зорькиной О. Е. и моего мужа Зорькина Е. Ф.,
психолог пришла к выводу, что ребёнок должен жить с мамой. В 2008 году
Коле детским врачом-психиатром Козловым А. А. был поставлен диагноз СДВГ
и оценивать его нынешнее состояние должен медицинский специалист.
Специалисты «Валеоцентра», чьё заключение повлияло на решение суда, не
имеют медицинского образования, и состояние здоровья Коли во внимание не
приняли. В соответствии с законом об экспертной деятельности, ст. 8, 9,
11, 13, 14, 20, 24, 25 – Валеоцентр вообще не имеет права заниматься
судебно-экспертной деятельностью. Допустив к обследованию бабушку и
умолчав о результатах её обследования, «Валеоцентр» нарушил ст. 36
закона об экспертной деятельности. Таким образом, моего сына разлучили
со мной из-за ошибки специалистов «Валеоцентра».
• Обследовав
жилищно-бытовые условия в квартире, где проживает моя семья, комиссия по
делам несовершеннолетних и защите их прав пришла к выводу, что в моей
квартире созданы все условия для воспитания и проживания
несовершеннолетнего. Более того, комиссия дважды проводила это
обследование, весной 2011 года – по заявлению Седых Г.В., и 8 июля 2011
года по моей просьбе. Преимущества проживания ребёнка в моей семье: я не
препятствовала общению ребёнка с отцом; сама занималась воспитанием
ребёнка, не перепоручая это третьим лицам; реально заботилась о здоровье
ребёнка, а не таскала его по больницам в поисках несуществующих
болячек, как это делают Седых, используя ребёнка как инструмент
воздействия на меня; покупала игрушки в соответствии с возрастом и иными
особенностями ребёнка; создала полную семью на основе взаимоуважения, в
которой ребёнку уделялось максимальное внимание. Таким образом, в моей
семье созданы все условия для нормального развития ребёнка.
• Считаю,
что наличие большого количества игрушек в семье отца не говорит о любви
к ребёнку. Коля знает, что эти игрушки достались из вторых рук, ему
обидно, что родной отец сам ни разу не купил ему игрушку. Ранее отец
давал Коле технический хлам вместо игрушек, чем замедлил развитие
ребёнка и поставил его в очень невыгодное положение среди сверстников,
теперь выпрашивает б/у вещи у знакомых. В моей семье Коля всегда получал
только новое, лучшего качества, и игрушки и одежду и мебель и питание.
Его мнение учитывалось, с ним считались, он чувствовал уважение и
любовь. Теперь его как вещь забрали от мамы и унесли к бабушке, и
сколько бы игрушек не надарили соседи и родня, мальчик понимает, что это
чужие люди отдают ненужное, не для него купленное. Ребёнку отказывают в
привычном и полезном для него специальном детском питании, содержащем
необходимые витамины и микроэлементы. Йогурты, красная икра, детские
каши, морская капуста - всё это под запретом в доме отца, под предлогом
того, что эти продукты якобы вредны для здоровья. В то же время ребёнку
дают запрещённые для него лекарственные препараты, несмотря на то, что у
него лекарственная аллергия, о которой имеется запись в амбулаторной
карте. Отец не водит ребёнка на детские мероприятия, всегда находя
надуманные предлоги, хотя ребёнок прекрасно понимает, что отец просто
экономит на нём. Также отец внушает ребёнку, что надо всего бояться –
собак, терактов, отравлений, высоты. Всё это говорит о непонимании основ
воспитания и потребностей ребёнка, или нежелании считаться с ним. Таким
образом, ребёнок в доме отца находится в атмосфере непонимания и
неуважения, что способствует усугублению психического расстройства
ребёнка.
Поскольку суд не просто учитывает мнение отдела опеки, а
именно основывает своё решение на заключении от отдела опеки, дальнейшие
судебные разбирательства не имеют смысла, поскольку в настоящий момент
руководитель Пролетарского районного отдела опеки и попечительства г.
Тула Свинова Е.А. соблюдает интересы отца и бабушки, но не ребёнка и
матери. Свинова не просто необъективно и предвзято настроена ко мне, она
проявляет явную враждебность по отношению ко мне и намекает на
возможность изъятия из семьи моего младшего сына Миши по вымышленным ею
обстоятельствам, если я не перестану бороться за старшего сына Колю.
Поскольку
ни я сама, ни мой муж не имеем достаточного опыта и ресурсов для этой
борьбы, обращаюсь за помощью к Вам.
Зорькина Ольга Евгеньевна, 1978
г.р.
Зорькин Евгений Фёдорович, 1966 г.р.
Не возражаем против
публикации информации о нашей семье в СМИ
Меня зовут Ольга Евгеньевна
Зорькина, я живу в Туле, работаю медсестрой в Тульском областном
клинико-диагностическом центре. В 1998 году вышла замуж. В 1999
похоронила маму, а в 2000 - отца. В 2007 году я развелась с мужем из-за
постоянных унижений. Наш сын, Коля, которому на тот момент было 3
годика, остался со мной. Споров о ребёнке не было, так как отец в
принципе к ребёнку равнодушен. Чуть позже, в том же 2007 году, моя
бабушка записала на меня и на Колю свою квартиру. В этой квартире я
родилась и всю свою жизнь живу, но официально владелицей была именно
бабушка. Как только Коля стал собственником половины двухкомнатной
квартиры, так сразу же у моего бывшего мужа появился интерес к сыну,
хотя до этого он его на руки даже не брал. Он стал забирать Колю в
гости, причём не на один-два дня, а на одну-две недели, полностью
игнорируя мои протесты. Должна признать, что я сама допустила много
ошибок, боясь решать возникший спор о ребёнке через суд. Мне бывшей
свекровью очень убедительно было внушено, что в случае судебного
разбирательства я совсем лишусь ребёнка, просто потому, что у меня
небольшая зарплата, которой не хватит на адвокатские услуги. К тому же я
не очень общительна, застенчива, и у меня не много друзей. Все эти
аргументы я учла и запаслась терпением, отложив решение спора до лучших
времён.
Обзаведясь компьютером и интернетом, я стала искать
друзей, и в 2009 году ко мне приехал из Сибири Евгений, ставший мне
мужем. Бабушка к тому времени умерла, мы стали жить втроём, Коля почти
сразу стал называть Евгения папой, всё было почти хорошо, Колю никто
больше не смел отнимать у меня больше чем на один день в неделю.
Единственным препятствием к полному счастью оставались бывшие муж и
свекровь, развязавшие против нас настоящую войну. Придя в моё отсутствие
«познакомиться» с Евгением, а на самом деле поскандалить, бывшая
свекровь сразу же заявила ему: «Настанет день, и Коля скажет - не хочу
жить с мамой, хочу жить с папой. И тогда папа придёт жить в эту
квартиру, а тебя мы выгоним».
С тех пор к нам стали приходить из
милиции с проверками, проверять то документы, то причастность к якобы
имевшему место избиению бывшего мужа, однако, во всём разобравшись, даже
пообещали нас защитить. Весной 2010 года бывшие подали на нас в суд на
определение порядка общения с ребёнком, однако суд всего лишь добавил им
одну ночь в неделю, в результате Коля мог находиться там сутки. В 2011
году опять суд, уже по определению места жительства ребёнка. Если в 2010
году истцы выбрали время для суда в отсутствие Евгения, уезжавшего на
заработки, то сейчас они воспользовались моей беременностью. Находясь на
пятом месяце беременности, зная по прошлому суду, что истцы не
стесняются в методах давления на меня даже в присутствии судейских, я
решила, что на этом суде моим представителем по доверенности в моё
отсутствие будет Евгений. Услуги адвоката сочли излишними, так как исход
дела в нашу пользу у нас не вызывал сомнений.
Однако на суде
истцы нагло врали о том, что мы издеваемся над ребёнком, а доводы моего
настоящего мужа Евгения, мои письменные возражения и документальные
доказательства в моё отсутствие показались суду неубедительными, суд
принял их сторону. Особую роль сыграло заключение психологов из
тульского «Валеоцентра», где нас обязал обследоваться суд, вопреки нашим
протестам, поскольку мы уже в 2010 году проходили там обследование и
убедились в недобросовестности этих психологов. Пропагандируя
валеологию, как всеобъемлющую науку, они постарались мне внушить, что
ребёнок очень плох, и только их специалисты могут помочь ему. Протесты
были не просто проигнорированы судом, нам пообещали, что в случае
несогласия с заключением «Валеоцентра», наше ходатайство о проведении
обследования в городском центре психолого-медико-социального
сопровождения «Преображение» будет удовлетворено, и мы пройдём повторное
обследование, однако это был обман и ходатайство не удовлетворили.
Заключение «Валеоцентра»,насыщенное страшилками об ужасном состоянии
ребёнка, было использовано истцами для привлечения на свою сторону
воспитателей из детского сада, представителя отдела опеки и
попечительства.
В этом заключении утверждается, что у Коли страх
смерти из-за отчима, что будто бы это явствует из его кошмарных снов.
Однако не уточняется, что кошмары ему снились всего три раза в жизни, в
доме родного отца, в этих снах отец гонялся за ним и бросал с лестницы, и
сны эти были до приезда Евгения и обо всём этом ребёнок психологам
сказал. Валеологи утверждают, что Коля не получает от матери необходимой
поддержки, что только отец способен понять сына. При этом они
умалчивают об известных им от Коли фактах, что отец под любыми
предлогами отказывается водить ребёнка в цирк или детский театр, купить
игрушку или мороженое, отказывает в просьбе позвонить маме, когда Коля у
отца в гостях. Утверждают, что мать передала воспитательные функции
отчиму, который ничего в этом не понимает, умалчивая при этом, что Коля
отчима любит, что отчим имеет педагогическое образование и не только
понимает ребёнка, но и заботится о нём лучше родного отца - покупает
игрушки, занимается с ребёнком, готовит вкусную пищу, когда я нахожусь
на работе, обустроил детскую комнату. В процессе тестирования были
допущены грубейшие нарушения, а указание на эти нарушения, наша
осведомлённость о порядке проведения тестов вызвала крайне негативную
реакцию валеопсихологов. Я медик, а Евгений - художник-педагог, мы оба
интересуемся детской психологией и сразу заметили нарушения в
тестировании. В рисуночном тесте Вартегга заменены символы, в
компьютерном тесте СМИЛ десятки раз по предустановке возникает подсказка
с советом отвечать «не знаю» даже на те вопросы, на которые знаешь
ответ, в тестировании эмоционального взаимодействия с близкими взрослыми
на ребёнка оказывалось неоправданное психическое давление. В целом
заключение написано таким околонаучным слогом, что позволяет
интерпретировать его как угодно. Директор «Валеоцентра» Гусева С. В.
пояснила это так: наша позиция взвешенная, мы ничью сторону не
принимаем, обо всех написали примерно одинаково, распределив равномерно
плюсы и минусы - пусть суд разбирается. Однако я их позицию понимаю так:
пусть ребёнок выглядит как можно более ненормальным, чтобы валеологи
могли выступить в роли его спасителя. Валеологам надо убедить родителей
записать ребёнка в платные кружки при «Валеоцентре». То есть они
материально заинтересованы в проблемах ребёнка, сознательно их создают.
В
2010 году для суда по определению порядка общения с ребёнком
«Валеоцентр» выдал в заключении общую оценку психо-эмоционального
состояния ребёнка - «плохо», а в 2011 году - «неудовлетворительно». То
есть в любом случае динамика положительная, однако сам текст заключения
2011 года в интерпретации позволяет говорить о катастрофическом
ухудшении состояния ребёнка. Евгений имел беседу с директором
«Валеоцентра» Гусевой С. В., она обещала дать письменные объяснения
заключения, чтобы не было интерпретаций, однако результат этих
«пояснений» оказался ещё мрачнее. Просто переписали само заключение,
кое-где купировав его, и получилось, что ребёнку однозначно надо жить с
отцом, а не с матерью.
Это заключение от Валеоцентра», творчески
перефразированное начальником Пролетарского отдела опеки и
попечительства Свиновой Е. А. до такой степени, что я там представлена
бездушной, отчим -мерзавцем, а отец - чуть ли не ангелом, составило
основу заключения от отдела опеки и попечительства. Вдобавок к этому в
заключение вошли «свидетельства» воспитателей МДОУ №10 Токаревой и
Есиной, о том, что якобы мой муж - жестокий человек, игнорирующий советы
и поручения воспитателей, привил Коле жестокость настолько, что тот
стал избивать детей в саду. При этом никакой проверки ситуации Свинова
Е. А. не проводила, дома у нас была лишь со стандартной проверкой
жилищно-бытовых условий, соответствующих норме. Именно заключение
Свиновой послужило формальным основанием для принятия судьёй Морозовой
такого нелепого решения - отнять у беременной мамы ребёнка. И это
основание было именно формальным, так как на самом деле у судьи Морозой
А. И. имелись какие-то другие основания, поскольку в протоколах судебных
заседаний тоже достаточно творчества, марающего нас с мужем и
обеляющего отца с бабушкой. Надо отметить, что адвокатом у отца с
бабушкой был Мещеряков, в прошлом - судья Пролетарского районного суда,
чувствующий себя в этом суде как дома.
Мы с мужем дважды были на
приёме у уполномоченного при губернаторе Тульской области по правам
ребёнка Томкиной Л. Н., она в общем положительно отнеслась к нам, давала
советы, обещала помощь в решении вопроса, как минимум повлиять на отдел
опеки и попечительства с тем, чтобы они исправили свою ошибку, написали
объективное заключение. Недавно ей позвонил Евгений, но ему ответила
какая-то женщина, что Томкина в отпуске, а мы обязаны отдать ребёнка,
выполнить решение суда.
Председатель областного комитета по
семейной, демографической политике, опеке и попечительству Филимонова
приняла нас в приёмный день, обещала разобраться в десятидневный срок,
угостила Колю конфетами. Через месяц с небольшим мы получили от неё
письменный ответ, в котором она выражает доверие начальнику
Пролетарского отдела опеки и попечительства Свиновой. При этом в письме
указано, что "... занимаясь воспитанием несовершеннолетнего Седых
Николая Вы не учитывали возрастных и индивидуальных особенностей
мальчика...» и так далее, цитируя нам заключение Свиновой Е. А., которое
мы оспариваем. Мы снова пришли в комитет, захватив с собой письменные
свидетельства в нашу пользу от жильцов нашего дома с 32-мя подписями и
мою подругу в качестве свидетеля, подтверждающего истинность подписей.
Филимонова на тот момент была в отпуске, мы имели беседу с её
заместителем Большаковой, чья подпись стоит под заключением Свиновой Е.
А. Большакова постоянно перебивала, моему мужу вообще сказала, что
говорить будет только с матерью ребёнка. Приняла от меня заявление с
просьбой пересмотреть заключение отдела опеки и попечительства, так как
оно сочинено по мотивам клеветы, проверки никто не проводил. Опять было
обещано рассмотреть в 10-дневный срок. Примерно через 10 дней Евгений
получил электронное письмо от Ханина, заместителя Филимоновой по
демографической политике и вопросам семьи. Оно также состояло из цитат
заключения Свиновой Е. А. с утверждениями, что мы не умеем воспитывать
детей. При личной встрече с нами Ханин, как и Большакова О. В., говорил
больше, чем слушал, суть проблемы ему не интересна, гордо сообщил о том,
что ему некогда с нами, так как он идёт в Белый Дом общаться с
губернатором, представлять интересы несовершеннолетних, нуждающихся в
работе. Поскольку Ханин не хотел слышать никого, кроме себя самого,
Евгению пришлось повысить голос, чтобы на нас обратили внимание, после
чего Ханин В. И. посоветовал нам подать на комитет по демографии, семье,
опеки и попечительству в суд, а также пожаловаться в прокуратуру, но
комитет ничего нам делать не будет. Проводив нас до дверей, он сделал
замечание вахтёру и потребовал «впредь неадекватных сюда не пускать».
С
пониманием и теплом к нам отнеслись в инспекции и по делам
несовершеннолетних Пролетарского района, Мурзина Е. М. и Герасимова И.
А.. К сожалению, мы обратились к ним слишком поздно, во время суда они
бы нам помогли представить суду объективную картину происходящего.
Герасимова И. А. была у нас сразу с началом суда, оставила свой номер
телефона, но в суматохе событий я потеряла номер и даже не сообразила,
что это за комиссия у нас была, откуда. Много добрых людей рядом, и
много ошибок было сделано мною...
С 4 мая по 6 июля, то есть с
момента принятия судом решения до момента изъятия ребёнка у матери, отец
не предпринимал никаких попыток увидеться с сыном. Звонил по телефону, и
даже в ответ на приглашение Коли прийти к нему в гости и поглядеть,
какой он строит мост из картона, пообещал прийти, но как всегда,
обманул. Мы за это время прошли обследование всей семьёй - я, Коля и муж
- у медицинского психолога высшей квалификационной категории,
заведующей психологической лаборатории ТОПБ №1 Измайловой В. И., к
которой нам посоветовала обратиться председатель Родительского Комитета
тульской области Боженова С. А. Результаты проведённых исследований
показали, что мы - нормальная семья. У Коли эмоциональный стресс,
вызванный страхом предстоящего расставания с мамой, но никаких страхов
смерти и прочих ужасов, найденных валеологами - нет и быть не может, так
как ребёнок в надёжных руках.
Родной отец появился 6 июля, у
судебных приставов, куда нас заманили под предлогом мирного
урегулирования. Накануне я пришла написать очередное объяснение о том,
что Коля сам не желает идти к отцу, и заплатить штраф за свой отказ
отдать ребёнка отцу против его желания. Мне пообещали, что 6 июля
соберёмся вместе с приставами, представителем отдела опеки и
попечительства, с ребёнком, и попытаемся найти возможность сделать так,
чтобы ребёнок ещё некоторое время оставался со мной, не нарушая при этом
закон. Чтобы я успела подать на пересуд, не расставаясь с Колей, ведь
он в это время находился на лечении у психиатра из-за стресса,
вызванного страхом расставания с мамой. Обнадёжили...
6 июля,
придя к судебным приставам вместе с Колей и мужем, я сразу заметила
некоторые странности. Сама пристав Ефимова вдруг оказалась одета по
форме, при погонах, хотя раньше всегда была в гражданском платье. Как бы
невзначай, будто не по нашему делу, в комнату вошли ещё приставы
мужчины, не глядя на нас, но держась поближе к мужу. Появилась начальник
Пролетарского районного отдела опеки и попечительства Свинова Е. А., не
ответив на наше приветствие, а за ней и отец Коли. Ефимова предложила
мне опять написать объяснительную, сказав при этом : «С вас штраф 1000
рублей». Надо сказать, что штрафы берут каждый раз с предоплатой, и если
я плачу 6-го числа, значит ребёнок может находиться со мной до 7-го, и
слова о штрафе были сказаны для того, чтобы успокоить меня и моего сына.
Однако, как только я дописала объяснительную и положила тысячу на стол,
отец подошёл к Коле, и взял его на руки, хоть мальчик и упирался.
Одновременно Свинова Е. А. подскочила к моему мужу и стала его
отталкивать со словами: «А вы здесь вообще никто!», хотя он и соблюдал
спокойствие, приставы тоже обступили его. Коля плакал, кричал Евгению:
«Папа, помоги! Не отдавай меня, я хочу к маме!». Кое-как, крича и
толкаясь, мы все вывалились на улицу, и только там мне удалось коротко
попрощаться с сыном. Он плакал навзрыд, на мои обещания прийти к нему
сегодня же вечером отвечал: «Только с папой!», имея в виду отчима, зная,
что меня одну непременно обидят, видя в нём единственную реальную
защиту семьи...
В тот же вечер я с мужем пришла к бывшим
навестить Колю, но его там не оказалось. Открывшая дверь бабушка
сказала, что отец увёл его в гости, а к кому - не моё дело. Телефоны
отца и бабушки оказались отключены, так что я не могла поговорить с
сыном даже по телефону. На следующий день мы пришли вместе с
председателем Родительского Комитета Боженовой С. А., но нам просто не
открыли дверь. Бабушка через дверь заявила, что ребёнок может плакать
хоть полгода и это, как сказали ей какие-то специалисты - нормально, это
всего лишь адаптационный период, потом привыкнет и перестанет. На
следующий день, 8 июля, я опять пришла с мужем, но мне дали увидеться с
Колей только без мужа, которого бывший боится как огня. Призвав на
помощь соседа, бывшие не пустили Евгения на порог и даже затем вызвали
милицию, наврав, что я лишена родительских прав, а мой муж ломится к ним
в дверь, хотя Евгений и сохранял спокойствие, не поддаваясь на
провокации. Прибывший участковый посоветовал им лишить меня родительских
прав и дело с концом, а то милиции трудно разбираться во всех этих
перипетиях, а если прав совсем нет - то всё ясно. С Колей я пообщалась
совсем немного, на корточках в коридоре, в присутствии бывших свекрови и
мужа, поливавших меня грязью, и их соседа.
Сегодня я наконец
смогла немного побыть с Колей наедине, он часто переходил на шёпот,
боясь, что его будут ругать за то, что он хочет вернуться ко мне,
постоянно просил поскорее забрать его обратно. Сказал, что завтра его
увезут на дачу к какой-то тёте Марине, неизвестно куда и насколько.
Я
не знаю, когда мне удастся увидеть моего сыночка...
пояснение
валеоцентра, характеристика и подписи соседей
http://lally-soong.blogspot.com/2011/06/blog-post.html*
* *
Контакты органов опеки для писем и звонков
Отдел по
опеке и попечительству по Пролетарскому району территориального комитета
по г. Туле:
300031, Тульская область, г. Тула, ул. Плеханова, д.
48 б
тел. (4872) 44-72-11
Свинова Елена Александровна -
начальник отдела
Контакты уполномоченного по правам ребёнка
по Тульской области:
Томкина Лариса Николаевна, уполномоченный
при губернаторе Тульской области по правам ребенка
Телефон:
(4872) 30-68-70
факс: (4872) 55-63-26
E-mail:
deti@region.tula.ru
Дополнительные документы можно спросить
непосредственно у самой Ольги.
brespi@gmail.com
телефон:
89606177955 Ольга
